ПРОЛОГ
«Перелом в нашей фэксовской жизни мы особо ощутили тогда, когда Козинцев и Трауберг вернулись из Москвы после просмотра «Стачки» Эйзенштейна. «Все, что мы делали прежде, – сказал Козинцев, – это в общем-то пустяки. С этим надо кончать». Он рассказал нам про «Стачку» очень взволнованный, возбужденный. (…) После «Стачки» стало очевидно, что кинематограф обрел уже иные масштабы, требует иного уровня мышления».
Сергей Герасимов, кинорежиссер
«Именно этот фильм русской революционной кинематографии, при всех своих несовершенствах, стал вехой не только советского, но и всего мирового кино. В этой картине заключено многое из того, что раньше было неведомо художественной кинематографии: острота социальной тематики, рождение героя-массы, документальность, элементы нового киноязыка».
Сергей Юткевич, кинорежиссер
Замысел и сценарий
Апрель 1924 года. 1-я фабрика Госкино и Театр Пролеткульта, известный своими новаторскими постановками и руководимый Сергеем Эйзенштейном, принимают решение о создании совместного фильма.
«В разгар работы (…) нас вызвали к руководству Пролеткульта В. Ф. Плетневу, который предложил С. М. Эйзенштейну поставить фильм о провокаторах в революционном подполье. Речь шла об остросюжетном историческом фильме. Но Эйзенштейн, увлеченный идеей «производственного» показа содержания революционной борьбы, предложил иной подход к историческому материалу. Он написал развернутый план. В нем было семь тем. Их связывало общее название – «К диктатуре».
Григорий Александров, кинорежиссер, ассистент Сергея Эйзенштейна
«Обнаружить производственную логику и изложить технику приемов борьбы как «живого» текучего процесса, не знающего иных нерушимых правил, кроме конечной цели, приемов, варьируемых и оформляемых в каждый данный момент в зависимости от условий и соотношения сил в данной фазе борьбы, показав ее во всей бытовой насыщенности, – вот поставленное мною перед Пролеткультом формальное требование в определении содержания семи серий «К диктатуре».
Сергей Эйзенштейн. Из заявки, 1924 год
«Экран зашатался от его замыслов. Первым же был проект семи серий «От подполья к диктатуре»: все формы революционного движения – от нелегальной ячейки до победившей партии (…), вся революция – «целиком и полностью». Удалось снять одну «Стачку». Но и это была не какая-то отдельная забастовка, а эпос: разгон забастовщиков монтировался с бойней. (…) Ему всегда не хватало формата, смет, сроков. Не существовало средств – во всех смыслах, – чтобы выполнить задуманное. Им владела страсть к необъятному…»
Григорий Козинцев, кинорежиссер
«В вихре причудливых аттракционов первых вариантов сценария «Стачки» трудно проследить процесс рождения образов фильма. Бычий глаз в рабочей похлебке, стал ли он стекленеющим бычьим глазом в сцене бойни или перешел в «Броненосец "Потемкин"», став червями в матросском борще? (…) История с воробьем, схватившим в клюв записку стачечников, а потом подстреленного городовыми и, по прочтении записки, растоптанного каблуком, осталась в первых вариантах как явно фантастическая, а струи горячей воды, которыми стачечники встречают конных казаков, врывающихся на завод, не превратились ли они в струи холодной воды, которыми пожарные разгоняют демонстрацию? Или были оттеснены аттракционом более сильным – конными казаками, гарцующими на балконах?».
Ростислав Юренев, киновед
Подготовительный период
Апрель 1924 года. Директор 1-й фабрики Госкино, кинорежиссер Борис Михин знакомит Сергея Эйзенштейна с кинооператором Эдуардом Тиссэ, и этот факт становится судьбоносным в творческой биографии двух выдающихся впоследствии мастеров экрана.
«Разговор при первой встрече был очень краток. Тиссэ посмотрел монтажную разработку первых вариантов будущей «Стачки», которую мы тогда собирались снимать. Объяснил нам, что то, что мы называем «наплыв на наплыв», называется двойной экспозицией. А вечером пришел на спектакль, чтобы поподробнее выяснить, с кем он имеет дело. Это посещение чуть не стоило ему жизни. В постановку «На всякого мудреца довольно простоты» входил номер на проволоке (исполнял его Гр. Александров). В этот вечер проволока лопнула, и тяжелая металлическая стойка со звоном упала, чуть не задев нашего будущего шеф-оператора. Стул, стоявший рядом с ним, разлетелся в щепки. И здесь мы впервые оценили абсолютную невозмутимость Эдуарда – он, кажется, даже не вздрогнул; эту невозмутимость и абсолютное хладнокровие в самых головоломных переделах я имел случай в дальнейшем наблюдать 15 лет».
Сергей Эйзенштейн. Из статьи «25 и 15», 1939 год
«Эйзенштейн и все мы были для него людьми, ничего не понимающими в кинематографе. Он стал нас обучать, и мы смотрели на него как на старого опытного профессора. Тиссэ терпеливо вводил нас в тайны киномастерства. Надо сказать, что Эдуард Тиссэ был первым подлинным учителем Эйзенштейна и всей его группы. Будучи человеком обстоятельным, он учил нас даже разбирать и собирать кинокамеру для того, чтобы мы знали, что это за механизм и на что он способен».
Григорий Александров, кинорежиссер, ассистент Сергея Эйзенштейна
«Два первых эпизода (никогда не вошедшие в «Стачку») служили двумя первыми съемочными пробами меня как претендующего на работу кинорежиссера.
Обе я в – чистую… провалил. Дали еще одну – последнюю, третью пробу. Это сцена с бочками. «Переэкзаменовку» я выдержал и был причислен к режиссерскому лику. Через год только, а то и больше, я узнал секрет моего спасения.
Это была скромная бумажка, но большой ответственности бумага. Это была подписка тогдашнего директора фабрики Б.А. Михина и небезызвестного оператора Эдуарда Тиссэ в том, что они, разглядев в моих провалах элементы возможного положительного будущего, берут на себя ответственность и ручаются за то, что картина у меня получится, и мне целесообразно работать в кино».
Сергей Эйзенштейн. Из статьи «Разумное мероприятие», 1935 год
«Дальше я расскажу о сцене, которую как будто не надо было снимать, но с нее началась кинематографическая работа Эйзенштейна. (…) В сценарии был такой кусок. Хотят скомпрометировать стачку. Полиция в таких случаях обращалась к шпане; хулиганы провоцировали «беспорядки». Нам было известно, что опустившиеся люди жили под городом в ямах, отбросах. Жили в бочках. (…)
Сергей Михайлович снял такую сцену. Большое поле, заваленное разным хламом. Как знамя, висит труп кошки. Приходит старый шкет. Дает знак; из всех бочек, которые стоят отверстиями прямо к небу, появляется массовка шпаны. Это было совершенно невероятно, совершенно неправдоподобно, но поразительно».
Виктор Шкловский, писатель, литературовед, киноредактор
Съемочный период
1 мая 1924 года Сергей Эйзенштейн считал первым днем своей регулярной работы в кино. В этот день на Красной площади снимали демонстрацию трудящихся, и эти кадры должны были стать эпилогом «Стачки» (впоследствии замысел изменился).
18 июля 1924 года газета «Известия» сообщила, что «1-й рабочий театр Пролеткульта выехал на ряд спектаклей в Коломну на машиностроительный завод. (…) Попутно театр использует возможности завода для частичной зас’емки подготовляемой театром кинофильмы «Стачка». Уже засняты митинг с участием тов. Троцкого, который целиком пойдет в эпилоге, и целый ряд моментов заводской жизни».
12 августа 1924 года. Из заметки в «Кино-газете»: «Во время массовой сьемки для фильма «Стачка» на Коломенском заводе (…) был снят приехавший на митинг тов. Троцкий. Инсценированы также маленькие сцены с участием Л. Троцкого, который «играл» самого себя».
19 августа 1924 года «Кино-газета» опубликовала беседу с Сергеем Эйзенштейном о его работе над фильмом: «На днях проходили сьемки в течении 12 дней на Коломенском заводе, в сьемках принял участие Л.Д. Троцкий и до 7 000 рабочих. (…) Картина будет закончена к ноябрю. Выпуск ее предполагается приурочить к октябрьским торжествам».
«Стачку» снимали и на окраинах Москвы – возле Симонова монастыря, там потихоньку набирал силы АМО (Автомобильное московское общество), и на Коломенском паровозостроительном заводе; в Серебряном бору снимали сцены сходов.На п ервой госкинофабрике не было штатных актеров, а театральных актеров мы не признавали, поэтому решили, что главные роли будем играть сами. Сами – это та же «железная пятерка» ассистентов Эйзенштейна: Александр Антонов, Александр Левшин, Михаил Гоморов, Максим Штраух, Григорий Александров. Итак, мы все снимались в первом фильме учителя».
Григорий Александров, кинорежиссер, ассистент Сергея Эйзенштейна
«Участники съемок «Стачки» вспоминают, как требователен и жаден был Эйзенштейн, как стремился к большим масштабам – к толпам статистов, многократному повторению дублей, к множеству ракурсов съемки. Б. Михин, например, описывает, как при съемке на натуре у Симонова монастыря Эйзенштейну понадобилась жаба (…), и как ни одна из выловленных лягушек и жаб ему не подходила. «Сначала такие эпизоды меня раздражали, – пишет Б.А. Михин, – я считал их причудами. Но постепенно мне стало совершенно очевидно, что Эйзенштейн удивительно своеобразно, точно и конкретно видит сцену и стремится к тому, что ее реализация полностью сохранила все задуманное. Он рос от эпизода к эпизоду, от сцены к сцене…»
Ростислав Юренев, киновед
«Стачка» как будто не имеет автора. В монтажных листах написано, что сценарий создан коллективом Пролеткульта, а снят рабочей группой театра Пролеткульта. На третьем месте упоминаются Сергей Эйзенштейн и Эдуард Тиссэ. Это была дань времени. Маяковский без своего имени издал «150 000 000», напечатав в начале:
150 000 000 мастера этой поэмы имя.
Пуля – ритм.
Рифма – огонь из здания в здание.
150 000 000 говорят губами моими…»
Виктор Шкловский, писатель, литературовед, киноредактор
Сдача фильма и цензурные сложности
К концу 1924 года фильм был завершен, но ни в каких октябрьских торжествах участия не принял. Показы фильма состоялась только четыре месяца спустя.
«Картина «Стачка» кончилась тем, что казаки рубили шашками, расстреливали забастовщиков. В надписи к этой сцене стояло одно слово: «Бойня». Эйзенштейн решил усилить впечатление. В c'емку толпы, подвергшейся нападению казаков, он решил вмонтировать кадры, снятые на настоящей бойне, где убивают быков, отрубают головы баранам. (…) Руководство Пролеткульта шокировал этот кровавый финал. Предлагая ряд более благополучных концовок, Эйзенштейну, например, советовали, чтобы герой картины был ранен, посажен в тюрьму, куда прилетел бы голубь и принес ему письмо, в котором говорилось бы, что рабочее движение ширится и растер и все будет в порядке».
Григорий Александров, кинорежиссер, ассистент Сергея Эйзенштейна
20 января 1925 года в «Кино-газете» Сергей Эйзенштейн дал на этот счет свои раз’яснения: «Стачка» была монтажно закончена к началу декабря. Декабрь ушел на отстаивание монтажной целостности картины от пролеткультовских коррективов, совершенно не учитывающих композиционное построение как целого, так и частей. (…) В настоящее время картина закончена и прошла цензуру, я же перехожу на работу над «Конармией» – фильмой, посвященной истории конной армии, которая будет ставиться «Севзапкино».
«Еще в то время, когда режиссер «монтажно заканчивал» свою картину, в жизнь страны вторглась одна «литературная кампания», которая и сделала невозможным выпуск фильма в намеченные его создателем сроки. В ноябре 1924 года взяла старт хорошо продуманная и организованная борьба всех руководителей партии большевиков против одного – героя эпилога картины «Стачка». Две книги Л. Д. Троцкого – «Уроки Октября» и «О Ленине» – подверглись жесточайшей критике, а заодно и весь его жизненный путь, и вся деятельность. (…) Уже ближе к середине декабря стали публиковаться «сообщения врачей о здоровье тов. Троцкого». Тем «товарищам», у кого здоровье оказалось покрепче, приходилось делать выбор. (…) И драматург В. Плетнев, с которым два с половиной года соавторствовал С. Эйзенштейн, сделал его в пользу цензуры и против своего детища. Режиссер С. Эйзенштейн, надо думать, не торопился уродовать своего кинематографического первенца, и, можно предположить, именно поэтому в начале декабря лишился всех должностей и занятий в Пролеткульте».
Владимир Забродин, киновед
«Схватки» Эйзенштейна с Плетневым начались еще в период постановки «Мудреца», но особенно обострились во время с’емок и монтажа «Стачки». Плетнев обвинял Эйзенштейна в «устремлении к излишнему, самоцельному формализму и трюкизму», отрицал его право на авторство, настаивая на «коллективном авторстве Пролеткульта» в создании «Стачки». Эйзенштейн подверг критике «правый уклон пролеткультовского подхода, мещански-реалистического, совершенно несовместимого с моей работой».
Наум Клейман, киновед
Премьера фильма и реакция на него общественности
«В марте были устроены первые общественные просмотры – в пролеткультовских домах культуры, в АРКе состоялись первые дискуссии, появились рецензии во всех центральных газетах. 28 апреля состоялась официальная премьера в кинотеатре Госкино, к дню которой была выпущена брошюра с портретом Эйзенштейна, многочисленными кадрами из фильма и отрывками из положительных рецензий М.Кольцова, Н.Лебедева, Х.Херсонского, Ал.Абрамова, американской сценаристки Люситы Сквайр. Успех был очевидный».
Ростислав Юренев, киновед
«Рискуя испортить Эйзенштейна и нажить ему многих врагов, я утверждаю, что по богатству и смелости фантазии, по мастерству использования актерского и вещного материала, по оригинальности кадров и ритму движения и монтажа, в целом ряде моментов он не только превзошел наших доморощенных «гриффитов» с Житной улицы, но и прославленного Давида Варка Гриффита из Голливуда. (…) Для Запада работа Эйзенштейна – новое слово киноискусства. Среди зашедших в тупик левых формалистов она произведет революцию. И даже классики и консерваторы едва ли рискнут после «Стачки» сказать, что мы делаем только агитки».
Николай Лебедев, кинокритик («Кино», 17 марта 1925 года)
«…эйзенштейновские кадры всегда сильнее остального, они главным образом создают успех его вещей. Достаточно вспомнить поливание водой в «Стачке», бесконечное смакование этих фотогеничных кусков для того, чтобы окончательно убедиться в хорошем «глазе» постановщика, в его особой любви к пластическому оформлению кадра. Монтаж «Стачки» значительно слабее. В нем есть пересол, есть неприведенное в систему увлечение быстротой смен. Слишком уж все намельчено, есть места бессвязные, а главное, часто отсутствует единая линия движения в сопоставлении кусков и единая линия сюжета. Например, в самой слабой, в последней части расстрела. Ассоциативный монтаж – бойня и параллельная резня рабочих – вряд ли имеет право на применение в той форме, в которой он был применен. Этот кадр бойни, не подготовленный второй параллельной линией действия, незакончен. (…) Не стоит особо говорить о бочках – местожительстве шпаны – и эксцентрично повешенных кошках – после театра, после «Мудреца» театральному режиссеру простительно быть не насквозь кинематографичным, тем более что вещь целиком одна из лучших на нашем экране».
Лев Кулешов, кинорежиссер («Броненосец «Потемкин», 1926 год)
«Художественная кинематография победоносно отступает. Одним из блестящих этапов ее отступления перед натиском идеи «Кино-Глаза» является выпуск картины «Стачка». Скроенная и заснятая в подражание «Кино-Правде» и «Кино-Глазу», она с полной несомненностью устанавливает в художественной кинематографии курс на уничтожение актера, сценария, декораций и прочего. (…)
Самое худшее в «Стачке» это то, что осталось от киноцеркви: актерский навоз, циркачество и декадентские сапоги».
Дзига Вертов, кинорежиссер («Кино», 24 марта 1925 года)
26 октября 1925 года фильм «Стачка» был удостоен Золотой медали на Международной выставке декоративных искусств в Париже.
21 декабря 1925 году в Москве в Большом театре в рамках празднования 20-летия Первой русской революции состоялась премьера нового фильма Сергея Эйзенштейна «Броненосец «Потемкин», принесшего режиссеру мировое признание.
Эпилог
«Прежде всего хочется подчеркнуть, что работа над «Броненосцем» стала практической реализацией еще одного фильма из задуманного ранее цикла «К диктатуре» и явилась непосредственным продолжением работы над «Стачкой». Не случайно, имея ввиду «Стачку», С.М. Эйзенштейн писал впоследствии: «В этой, может быть, методически слишком рано забытой картине собрано в атавистических и грубых зародышевых формах большинство приемов, нашедших в дальнейшем развитие и расширение». В свою очередь, В.И. Пудовкин уже в 1941 году отмечал, что по количеству формальных выдумок, пожалуй, ни одна картина Эйзенштейна не была такой богатой, как «Стачка».
Григорий Александров, кинорежиссер, ассистент Сергея Эйзенштейна
«Нелепая. Остроугольная. Неожиданная. Залихватская. И необычайно чреватая зародышами почти всего того, что происходит уже в зрелых формах через годы зрелой работы. Типичная «первая работа» (вспомним «Звенигору» Довженко, «Шахматную горячку» Пудовкина или «Похождения Октябрины» (…) Козинцева – Трауберга). Картина вихраста и драчлива, как я сам в те далекие годы. Вихрастость и драчливость перехлестывают через край картины. Схватки с руководством Пролеткульта (…).
Во время сценария.
В период постановки.
После выхода картины.
Наконец, разрыв после пяти лет работы в Театре Пролеткульта и первых шагов в кино.
Полемика.
Неравный бой индивида и организации (еще до конца не развенчанной за претензии на монополию пролетарской культуры).
Вот-вот дело способно сорваться на «травлю».
С моей стороны больше взбалмошности и горячности тигра, возросшего на молоке театра, которому внезапно дали лизнуть крови кинематографической воли!»
Сергей Эйзенштейн. Из наброска очерка «Нунэ», 1945 год
Ссылки по теме
Былинно-сказочный мир Александра Птушко — Ольги Кручининой
Курт, радируй! 120 лет со дня рождения Олега Жакова
Одна жизнь и две «ошибки» одного героя: к 110-летию Георгия Жжёнова
Тайны дворцовых реконструкций: путь жанра докудрама от выпусков новостей до фильмов про императриц
Это база: К 150-летию Василия Качалова
Какие наши годы: Дине Мусатовой исполнилось 100 лет
«Прогулка с китайской обезьяной»: как «Человек с киноаппаратом» покорял Европу
Почему остановился поезд Вадима Абдрашитова: к 80-летию со дня рождения режиссера
IX фестиваль нового российского кино «Горький fest» объявил даты проведения
«Улыбнись!»: Я Эрмлера видел
В рамках Первого Международного Тарусского кинофестиваля покажут мультфильмы Хаяо Миядзаки и «Отцов» Юрия Мокиенко
«Необычайные приключения Мистера Веста в стране большевиков»: 100 лет фильму, научившему СССР смеяться
Нуар, старообрядцы и предвоенный Ленинград: Как создавались костюмы к сериалу «Иные»
«Мосфильм. Золотая коллекция» отметит 100-летие знаменитой киностудии
Киномаршрут на речном трамвайчике «Киевский вокзал – ЖК «Сердце столицы»
Киномаршрут по Москве на автобусе М3
Стартовали съемки документального веб-сериала «Мексика и Россия: союз двух культур»
«А еще ведь надо в душу к нам проникнуть»: 100 лет Исааку Шварцу
Царство маленьких людей: Виталий Мельников – режиссер школы «Ленфильма»
Питт жаждет революции, Робби танцует, слон сидит спокойно: «Вавилон» — трехчасовая реклама кино
Броненосец «Потёмкин»: Матросы против драконов
Гид по II Московскому международному фестивалю архивных фильмов
Фестиваль архивных фильмов откроется одной из наиболее разыскиваемых кинокартин мира
Мальчишеское честолюбие и всеобъемлющая эрудиция: Станислав Ростоцкий о Сергее Эйзенштейне и его уроках
Это революция в кино
Музей кино. Январь
Свежие комментарии