Когда режиссер Пол Томас Андерсон был ребенком, грампластинки продавали в магазинах Licorice Pizza. Лакричной пиццей — круглой, лоснящейся, гуталиново-черной выглядит виниловый диск. Хрупкий как сама юность — платиновый чарт нашей жизни, — он будто заполняет эфир над калифорнийской долиной Сан-Фернандо, над пленкой, выцветшей от солнечных дней. Невидимые глазу пластинки вертятся, подобно жерновам волшебных мельниц, перемалывая в хруст печали и страхи, неуместные в этом фильме о веселой детской отваге жить без ясной цели и на 200% сразу, крутиться и вертеться так, что мир идет ходуном.
Пол Томас Андерсон явно счастлив и опьянен находкой: он отыскал замену незаменимому покойному Филиппу Сеймуру Хоффману, своей путеводной звезде от «Роковой восьмерки» и «Ночей в стиле буги» до «Мастера» — его подросшего сына Купера Хоффмана, столь солнечного шельму в роли Валентайна, что воздух в кадре подрагивает от разгоняемого им тепла. Это расслабленное счастье питает весь фильм и каждый его крен, где все, включая томного Шона Пенна, прогорклого Тома Уэйтса, Брэди Корбетта и Джона Си Рейли, кажется, играют свои лучшие эпизоды. Как будто на всех нашло затмение черного солнца — космического диска, центр которого везде, а окружность — нигде, на него и пишутся дни нелепые и золотые с прыщами на подбородке и Никсоном в Овальном кабинете, с жаром в чреслах и протуберанцами в сердце.
«Лакричная пицца» в прокате с 13 января.
Свежие комментарии