Культура

«Саван»: Похороните меня под камерой

В российский прокат выходит «Саван» канадца Дэвида Кроненберга — фильм уже великого (хотя бы за выслугу лет, но на самом деле заслуженно) режиссера и сценариста участвовал в конкурсе Каннского фестиваля. Новую работу не стареющего душой ироничного любителя экранной телесности можно отнести к жанру боди-хоррора — в конце концов, красной нитью через сюжет тянется тема посмертного разложения.
Однако куда в большей степени «Саван» кажется рассуждением на вечную тему страха смерти, спастись от которого люди пытались, пытаются и будут пытаться — в том числе с помощью теперь уже вездесущих технологий. Будущее, в котором живые позавидуют мертвым, наступило, и большая часть фантастики выглядит все реалистичнее. Как и любая теория заговора — этого добра в «Саване» также предостаточно.

Техномагнат Карш (Венсан Кассель) овдовел несколько лет назад, но так и не смог смириться с потерей ушедшей от рака жены Бекки (Дайан Крюгер). Иллюзию ее присутствия рядом он придумал поддерживать, создав уникальное кладбище GraveTech — каждое захороненное на нем тело оборачивают в специальный саван, который передает трехмерное изображение останков и в реальном времени транслирует процесс их постепенного разложения. Клиентов набралось немало, так что Карш соорудил ресторан прямиком на погосте — и грустно, и вкусно. Однажды неизвестные учиняют на кладбище погром, несколько могил — в том числе и Бекки — разрушены. Карш не знает, кого подозревать — то ли конкурентов, жаждущих получить доступ к разработке, то ли экологов, протестующих против неестественного подхода к смерти. Все новые и новые теории заговора не дают герою покоя.

Заметив на скелете супруги странные наросты, он грешит на ее онколога, который, возможно, внедрил в ее тело чипы для слежки. Таким образом то ли китайцы, то ли русские могли получить доступ к все тем же технологиям. Каршем овладевает паранойя, но никуда не уходит и скорбь, обретающая причудливые формы. Во сне к нему приходит обнаженная и обезображенная болезнью и операциями Бекка, наяву он вожделеет ее сестру-близнеца Терри (опять же Крюгер), общается с электронным помощником с голосом покойной жены и заводит интрижку со слепой спутницей умирающего богача (Сандрин Холт), желающего воспользоваться электронным саваном после кончины.

Ничего от ужастика в фильме Кроненберга, по сути, нет. Это в большей степени — философская сай-фай притча об опыте переживания смерти близкого, с которым режиссер, вдовец, как и его герой, знаком не понаслышке (Кассель в «Саване» даже похож внешне на Кроненберга). Картинка лаконичная, хайтековая, под стать истории. Действие происходит по большей части в темноте, освещаемой искусственно — на улице, за которую тут отвечает кладбище с рядами однотипных надгробий, пасмурно и антиутопично. Множество эротических сцен, а не только проекции гниющих трупов, оправдывают принадлежность этого условного хоррора к теме боди — телесность тут и прекрасна, и ужасна одновременно.

Вместе с тем весьма интересны и размышления о будущем похоронной индустрии, которая не может избежать технологического процесса, но неизменно находится в плоскости морали — самое естественное в мире является и самым непростым. Со смертью не удается свыкнуться, хоть она и неотъемлемая часть жизни, и попытки сделать этот процесс проще для переживания и проживания нередко приводят к конфликтам, неразрешимым дилеммам и этическим спорам. Что правильно — кремировать, захоранивать, превращать в органические удобрения? Уместно ли развеивать прах? А еще и религия… Нетрудно представить то недалекое будущее, где появится и полуцифровой вариант могилы и надгробия, как в «Саване».

Вместе с тем есть на экране и более насущное, уже наступившее — та самая паранойя международного масштаба, охватывающая героя не без помощи бывшего мужа Терри, а по совместительству одного из разработчиков GraveTech (Гай Пирс). Он же сотворил и цифровую копию Бекки, сделав голосового помощника Карша по ее образу и подобию. Странноватый айтишник, одержимый своей бывшей также как и персонаж Касселя своей — с той лишь разницей, что одна мертвая, другая живая — вселяет в голову приятеля множество завиральных идей о мировом шпионаже. На деле же все упирается в романтическую и эротическую фрустрацию, окутывающую и опутывающую здешних мужчин похлеще любого савана. Впрочем, бесконечные разговоры о том, что русские и китайцы хотят за всеми следить и не гнушаются для этого осквернить самое святое — в прямом смысле могилы — весьма иронично отражают повестку. Чем дальше, тем эти идеи звучат все безумнее, будто отрезвляя Карша — в каждой теории заговора, конечно, есть доля правды, но на практике все оказывается, как правило, куда прозаичнее.

«Саван» в прокате с 10 июля.