«Дагомея» Мати Диоп: Бесценное право голоса

74-й Берлинский кинофестиваль закончился триумфом неигровой картины «Дагомея» Мати Диоп — постановщицы сенегальского происхождения, чей дебют пять лет назад высоко оценили в Каннах. Об экспонатах, дискуссиях и выводах магического документализма размышляет Дарья Тарасова.



На подвальном этаже парижского музея на набережной Бранли работа кипит даже ночью. Безликие сотрудники, почти не переговариваясь друг с другом, упаковывают для транспортировки ценные артефакты: 26 предметов из обширной коллекции, вывезенной когда-то французами из африканской Дагомеи (ныне — Бенин и Того). Пока мужчины в перчатках нежно укладывают деревянные статуи в ящики, за кадром слышится голос одной из них — гулкий, будто летящий сквозь время и пространство. Это король Гезо (его посмертное воплощение), «экспонат номер 26», готовый наконец вернуться на родину, в страну, о которой видел сны в бескрайнем Царстве ночи. Там, в городе Котону, его и правда ждут: за транспортировкой последует бодрое приветствие местными властями, с традиционными костюмами и музыкой, а после — оживленные дебаты между студентами местного университета.


Оставив за кадром 26 музейных объектов, следом Диоп концентрируется на спорах между студентами университета Абоме-Калави. Одни говорят, что реституция — большой шаг в постколоникальном разговоре, за которым точно последует цепочка действий покрупнее. Другие считают, что возвращение такой малой части исторических сокровищ — вывезли тысячи и тысячи — плевок в лицо страны. Одна из участниц признается, что проплакала почти полчаса, увидев реликвии вживую: так взыграли в ней гордость и боль оттого, как судьба распорядилась национальными ценностями.



В новой работе Диоп постаралась собрать голоса всех причастных к трагедии: и предков, чье наследие на долгие годы покинуло границы Дагомеи, и потомков, которым предстоит бороться за историческую память. Антропоморфное прошлое так просто не проигнорировать, но и дискуссию о нем следует вести соответствующе. Постановщица выстроила идеальный диалог между разными участниками конфликта, но по итогу, хоть и с вроде бы удачными мистическими, магическими допущениями, сделала его слишком прямолинейным. Из-за этой простоты теряется не только общий пафос картины — поэтическая голосовая часть быстро меркнет на фоне университетской дискуссии, — но и необходимость в видимом многоголосье. Позиция просто изложена.